В рамках гастрольного тура «Война, мир и …» группа «Чайф» посетила с концертами Казахстан. В преддверии концерптов, лидер группы Владимир Шахрин дал интервью местному порталу zakon.kz. Владимир Владимирович рассказал о «молодой шпане», цензуре и долголетии на сцене.
Вы начинали во времена СССР, когда цензура в том или ином виде присутствовала. Скажите, в начале творческого пути группе ставили препоны власть имущие?
— Когда у нас был школьный ансамбль, потом студенческий ансамбль, конечно, нам никто ничего не запрещал, мы спокойно играли. На танцах, например. В школе у нас в кабинете физики классная руководительница разрешала репетировать, потом это каморка за актовым залом была уже в Архитектурно-строительном колледже, тогда это техникум был. Я думаю, что цензура началась, когда попытались делать концерты за деньги, а это была монополия государства. Были Росконцерт, Москонцерт, Казахконцерт, и ты без этой организации никак не имеешь права ни на одну сцену попасть. Появился такой полностью авторский материал, появились магнитные альбомы. Раньше мы играли, а записей не было никаких, ну пришло 200 человек, танцуют, и ладно, а тут вдруг появились записи, они начали распространяться, ходить, охват другой, ну и кто-то, видимо, послушал их, задался вопросом: «А что они там поют? Что-то они не про БАМ поют, вроде бы не про комсомолку поют, а про какую-то дрянь поют». Такие запреты начались с начала 80-х годов, когда появились вписки.
Создание рок-клубов – это был единственный вариант, чтобы обойти все эти структуры, потому что была создана еще структура- рок-клуб, которая имела право литовать программу, песни и поставить печать.
К примеру, в 1987 году мы впервые приехали в Алма-Ату, нас спросили: «А есть у вас бумага?». Мы говорим: «Есть, вот есть 30 песен и печать стоит и роспись». «Ага, печать с гербом, все, можно». Такая история была.
Цензура, по-Вашему, это хорошо или плохо?
— Государственная цензура – это плохо, самоцензура – это хорошо. Я просто думал, как найти грань, что можно говорить со сцены, а что нельзя. И Евгений Гришковец, я смотрел его интервью, вдруг замечательно сказал. Он делал свой первый моноспектакль «Как я съел собаку» и задумался, просто как некий отходняк в Кемерово: «Вот я сейчас выйду на сцену, расскажу жесткую историю с матерком и все прочее, и уеду Москву покорять», вдруг увидел в зале свою маму, и понял: «Моя мама даже не знает, что я знаю эти слова», и на ходу изменил программу. Вот для меня самоцензура такова: «А если в зале сидят моя внучка, моя мама, мог бы я это сказать, или нет». И как ни странно, это действует.
Нужно ли перевоспитывать исполнителей, которые в своих песнях матерятся? Или как-то есть возможность воздействовать на публику?
— У нас в Екатеринбурге придумывали Youtube-канал молодые ребята, они два пилотных выпуска сделали и меня попросили поучаствовать. Мы отсняли, потом они прислали мне готовый материал, я говорю: «Ребята, я больше в этом не буду участвовать». Почему? Потому что я не понимаю, зачем они там матерятся.
И он мне через 2 дня позвонил, говорит: «Я тоже что-то подумал, моей дочери 5 лет, и я тоже вроде не хочу, чтобы моя дочь такое увидела, мы решили убрать». Поэтому такая самоцензура – это хорошо, когда ты сам себе отдаешь отчет за то, какую несешь ответственность за то, что говоришь, либо у тебя на уме просто деньги, и без разницы, что дальше.
Государственная цензура, я думаю, это лишнее. Есть законы, и если ты со сцены не нарушаешь государственные законы, то остальное все никакой цензуре со стороны власти не должно предаваться.
Недавно всех удивила новость о том, что лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров пошел в политику. Как вы к этому отнеслись?
— Мы сейчас говорим о Сергее Шнурове, он – человек креативный, неуемный, все время что-то придумывает, сам себе и рекламный отдел, и бухгалтерия, поэтому посмотрим. Я не знаю, вполне возможно, что человек меняется, и вдруг он действительно хочет попытаться что-то там, у него есть варианты, как можно изменить что-то в лучшую сторону. Но также возможно, что это просто очередное шоу. Я думаю, через полгода или год мы увидим и поймем, что это значило, возможно, это мега провокация, которая взорвется в конце, которую он придумал. Но также возможно, что это осознанный шаг взрослого человека, гражданина, я не знаю.
Как вашей группе «Чайф» удается удержать аудиторию разных поколений?
— Для меня это тоже удивительно. Мы сейчас играем, я понимаю, что вот стоят 10-летние люди, там 16-летние, вот 25-летние, кому-то 40 лет, по 60. Это совершенно разные поколения, которые вне концерта группы Чайф ничего не связывает. Скорее всего, так удачно написались песни, что они не сиюминутные, то, о чем поется в этих песнях, людей волнует из поколения в поколение, это нормально. Я себя ни в коем случае не сравниваю, но люди же ходят на Чехова, и кажется, что история написана больше 100 лет назад, а люди все равно переживают как в первый раз: «Что там дальше будет? С садом что будет? Вырубят или не вырубят?». А с другой стороны, я понимаю, что мы не разочаровываем людей. Тут же главное, чтобы артисту самому нравилось, что он делает, и тогда, скорее всего, результат будет.
Есть ли в России молодые певцы, чье творчество Вы уважаете и цените?
-У меня уже настолько сформировавшийся музыкальный вкус, и багаж любимой музыки такой большой, это как дома есть библиотека, стоят любимые книги, и вдруг тебе приносят еще книгу молодого автора, а ставить ее уже некуда, уже места нет, тем более, что-то из имеющегося еще не прочитал. И поэтому я очень много «новой» старой музыки слушаю. Если заглянуть ко мне в телефон, в плейлисте из относительно молодых групп екатеринбургский коллектив «Курара» и, может быть, ближе к поп-музыке, но мне нравится, это «Моя Мишель». Хорошо сделано, круто написано.
Какие моменты Вас раздражают в современной эстраде?
— Я хотел бы, чтобы молодые люди, пусть у них будет своя музыка, пусть они слушают все, но у них музыка очень «искусственная», сделана в компьютере, такая легкодоступная для производства, любой человек может, все эти биты есть в интернете, ты их набрал, аккомпанемент есть, и тебе только наговорить надо. А так как наговаривается тоже с искажениями какими-то, даже студия не нужна уже. Пусть это будет, я не против.
Знаете, сейчас в Алматы в самолете летел. На меня правда произвела впечатление невероятное совместная пластинка Тони Беннетт и Леди Гаги, там, по-моему, 14 или 16 песен. Роскошный просто. Тони Беннетт, ему 94 года вот сейчас, они записали этот альбом пару лет назад, но все равно, 90 лет, и молодая артистка, эпатажная Леди Гага. Меня впечатлило, насколько она знает эту классику эстрадной музыки, насколько круто звучит этот оркестр, как они по-разному совершенно поют, этот дед матерый, который с Синатрой вместе еще начинал, и она. Альбом заканчивается последней песней, где Леди Гага вдруг так взвизгивает от восторга, по-девичьи. Но это круто.
Как вы считаете, ценности поменялись сегодня по сравнению со временами вашей молодости?
— Это неизбежно, у каждого поколения ценности меняются, они другие. Да, ценности поменялись, критерии оценки многих понятий другие – хорошо, плохо, можно, нельзя, нравственно, минздравственно, допустимо, недопустимо. Конечно, вещи поменялись, и как положено человеку старшего поколения, я тихо про себя брюзжу и хватаюсь за голову, но, наверное, наши бабушки и дедушки также смотрели на длинные волосы, клеши, ту музыку, которую мы играли.