Современный русский рок, в классическом образе, уже давно благообразном, оброс кулуарными истериями и продолжает делить фанатов на настоящих, взрослых, и новых, кто тоже искренне почитает творчество современных классиков. Вадим Самойлов, один из двух братьев – основателей группы «Агата Кристи», коллектива одиозного и явно мощного – в
интервью «Столицы».
— Тридцать лет на большой сцене, причем среди чемпионов, среди хедлайнеров. Что побуждает каждое утро просыпаться?
— Вы знаете, мне кажется, это внутреннее содержание человека. Вы просыпаетесь и не можете не писать. Мне кажется, внутреннее содержание реализованного творческого человека в том и состоит, что мы не можем не писать, не сочинять, не музицировать. В этом смысле мы везунчики, потому что есть люди, талантливые во многих областях жизни, но не знают, чем заняться. Человек талантлив, а не знает, кем быть.
— Как я однажды слышал, преврати прокрастинацию в профессию и все будет отлично.
Да, это так и есть. Мы все-таки везунчики, что нашли своего зрителя, что нас любят, и, что, слава Богу, есть возможность жить на это.
— Некоторым современникам свойственно искать какой-то глубинный смысл в расходе братьев Самойловых. Почему и зачем это было нужно, и какие плюсы каждый из братьев вытащил из этой ситуации?
— Тут вопрос не в плюсах, а в том, что лично у меня всегда было понимание того, что, рано или поздно мы разойдемся и пойдем индивидуально. Это прослеживалось, это наблюдалось, это было в самом начале пути тоже.
—То есть прямо с самого начала?
— Да, с самого начала, как я сам себе сформулировал, «Агата Кристи» была творческой конфедерацией. То есть не сказать, что мы были как Brainstorm, там пацаны, которые вместе учились, и до сих пор вместе. У нас была творческая конфедерация, каждый сам по себе, каждый отдельно, поэтому было сложно договариваться по творческим вопросам. Тем не менее, в какой-то период это удавалось, и это принесло очень хороший результат.
Понимание того, что мы разойдемся просто по человеческим путям было всегда. И тут все вместе, – и взгляды на мир, взгляды на человека, на то, что дальше петь хочется, все очень разное. Поскольку рок-н-ролл искусство все-таки честное, то хочется транслировать то, что поешь со своего угла зрения восприятия. А у нас углы зрения восприятия очень разные. До какого-то момента их еще можно было держать вместе, это были два взгляда внутри одной концепции, одной группы. Но потом у каждого из нас стало слишком много манифестов, вот я хочу так, а я хочу так, едем наверх.
«Эпилог» я еще пытался спродюсировать, там все-таки еще чувствуется какой-то диалог двух позиций. Сейчас мир вообще разделился очень радикально.
—По авторству исполняемых песен разногласий не возникает?
— Вы знаете, сначала возникали, мы даже судились. Но я сейчас придерживаюсь точки зрения, что мы можем петь, что хотим, потому что все это мы сделали вместе. К сожалению, с той стороны были попытки как-то нивелировать мое участие во всем этом. Тем не менее, все закончилось, суды мы выиграли, и сейчас я пою, что хочу, отчисляя все авторские. И Глеб на своих концертах исполняет песни, какие хочет, и имеет на это право.
— Вам сегодня не надо уже ничего доказывать, все доказано. Помните время, когда это было необходимо?
— Знаете, самое хорошее доказательство и то, что меня взращивало, и до сих пор взращивает, это время, когда мы совершали свои первые музыкальные шаги, мы же попали в волну массового интереса к рок-музыке. Происходили удивительные вещи. В 1988 году мы только один раз выступили в Екатеринбурге, и нас даже по телевидению не показали. Вот мы приезжаем в Бишкек, тогда еще был город Фрунзе в Киргизии, и написана афиша «Группа «Агата Кристи», свердловский рок-клуб». И собирается десять концертов по тысяче человек подряд. Сейчас это немыслимо, чтобы на неизвестного кого пришло столько народу. Тогда был массовый интерес.
Для меня это всегда была встреча со зрителем, всегда новая. То есть тебя не знали, не слышали, и ты должен, как подлинный артист, вот сейчас произвести впечатление. Это не раскрутить песню, знаете, продать, а потом концерты, чтобы люди подпевали. Например, были такие вызывающие ситуации, когда мы подружились с одной болгарской группой, и они нас потащили на фестиваль в Софию. Это 1989 год. А это как раз время, когда Советский Союз уже распадался, уже не сильно все дружили с русскими братушками.
Мы приходим – огромный дворец спорта. Фестиваль откровенно антикоммунистический. То есть там откровенно рокеры за свободу, какая-то местная олдовая группа выступает, бородатые какие-то мужики, прямо видно, что они местная «Машина времени».
И объявляют: «А сейчас группа из Советского Союза», и все, там 5 тысяч народу, так: «У-у-у» – гудеть. Ну, мы не сдрейфили, вышли, начали играть. Сначала они трясли средними пальцами, потом все равно были наши все. И сейчас, например, встреча со зрителями мне тоже нравится, я часто провожу эксперименты. У меня есть композиции, которые мы только на концертах играем.
И любопытно все равно. Выходишь, играешь песни, премьеры устраиваешь, и возвращаешься к тому состоянию, то есть это экзамен себе, как творческому человеку, как музыканту на сцене. Это очень полезно. В этом отношении, я считаю, доказывать себе эти вещи полезно…
— До сих пор?
— Да, конечно. Я считаю, что это обновление, это окунание в подлинного, архетипичного трубадура, который должен прийти, и как-то затронуть неизвестную аудиторию. Это полезно настоящему музыканту.
— С именами братьев Самойловых постоянно связывают Украину, только, если угодно, по разные стороны баррикад. Можно ли комментарий?
— Я, честно говоря, не знаю позицию Глебки, потому что я не думаю, что она какая-то внятная, кроме того, что сначала вся вот эта тусовка либеральная поддерживала Майдан, но потом же многие увидели, что в результате на горбу Майдана пришли к власти-то еще более неприятные силы. Поэтому я бы не сказал, что у нас какая-то разная позиция. Но изначально, да, я там бывал и видел, что люди стоят, что они отстаивают, и я знаю, откуда, с какой стороны стреляют. Поэтому, я, конечно, поддерживаю, во-первых, простых людей. То есть я не езжу туда выступать с платными концертами. Это городские праздники, просто поддержка – друзья из России приехали сказать, что мы с вами.
—Можно ли сегодня «Агату» назвать классиками?
— Конечно. «Агату» уже давно можно назвать классикой, потому что еще в конце 90-х было понятно, что пул этих легенд, он сформировался, и мы, конечно, в этой обойме тоже.
— Благоприятная почва была для всего этого?
— Да. Мы, наверное, последний из коллективов, который попал в хвост именно этого русского рока, его открытия. Потому что потом уже вторая волна пошла – «Мумий Тролль», «Глюки», Земфиры, «Би-2» и так далее. Мы все-таки в первой волне.
— Кто сегодня из музыкантов имеет шансы стать классиком через 15-20 лет?
— Понятно, что Земфира, «Би-2» и перечисленные во второй волне, станут классиками, бесспорно. Что же касается третьей волны, уже XXI века, то ощущение, что она пока еще набирается. Пока такой неодекаданс какой-то. Все одновременно играется, все стили одновременно существуют. Котел еще варится. Мне кажется, музыка XXI века и такие герои XXI века еще не появились.
— Рэп?
— Я бы не отдавал рэпу эту линию, кстати. Сила слова в песне очень важна для нашей культуры, для нашей российской ментальности. Поэтому, по крайней мере, у нас, продолжится песенное восприятие.
—Ориентированное на смысл?
— Смысл, и чтобы душа у слушателей пела. То есть им недостаточно просто бита. Им нужно что-то еще – всплакнуть, почувствовать что-то внутри тебя, а не только воевать с миром. То есть понять, ради чего ты должен трогать их.
— Вы ощущаете свою некую особенность, или в жизни вы человек простой и без понтов?
Я стараюсь таковым быть, стараюсь быть проще. Вы знаете, у меня было несколько примеров. Слава Богу, у меня изначально было понимание того, что вот эти люди, даже самые экстравагантные фанаты, которые выходки устраивают, иногда совсем неприятные и психопатичные, что даже они, это все равно бэкграунд, то, что тебя делает тем самым известным музыкантом. Твои люди, вот они такие, как в жизни.
Тем более, если уж мы говорим про «Агату Кристи», творчество которой весьма экзальтированно, то есть мы глубоко закапываемся в эмоции, в грех и все остальные вещи. И, соответственно, люди, которые живут сложно, эмоциональную жизнь проживают, их начинает потрясать, потому что они слышат резонансы. Это их мир и есть, мир вот этих страхов внутренних, ненависти, всего остального. Поэтому, чего тут ругаться?
И еще благодарен Серёже Бодрову. Он уже был мега-популярным человеком после «Братьев». Когда мы работали на «Ленфильме» с ним, над его фильмом «Сестры», то часто после фильма выходили перекусить куда-то, в кафешку соседнюю. И я обратил внимание, как он спокойно, тактично и с дистанцией при этом, вполне открыто и душевно общается с людьми, подписывает, что нужно, и уважает своего зрителя.
Я стараюсь быть таким же, стараюсь уделять время для автографов, когда есть такая возможность. По крайней мере, с 2015 года в каждом городе я уже дважды, трижды дал полноценные автограф-сессии. То есть всем желающим точно расписался. Сейчас я уже такого не устраиваю, но если кто-то дожидается на выходе, на морозе стоит, конечно, обязательно с человеком сфотографируюсь и подпишу.