Эдмунд Шклярский и Марат Корчемный рассказали об отношении к «селфимании» и, конечно, о своем отношении к современному миру и происходящим в нем событиях..
— Эдмунд, в начале марта в московском клубе 1930 прошла выставка ваших картин. Это было избранное? Оригиналы работ?
Эдмунд: Все-таки это очень громко сказано – «выставка». Потому что это были репродукции, скажем так, гигантских размеров. Которые создавали зрителю радость входа на площадку. Скажем так — театр начинается с вешалки, а вот эта программа начиналась именно с погружения в иллюстрации наших миров. Зритель пришел уже настроенный на особый лад Марат: — Было бы здорово делать так во всех городах, но не везде есть подобные фойе, подготовленные для таких визуальных форм…
— Вы сказали, что это были гигантские репродукции, а оригиналы ваших картин каких размеров?
Эдмунд: Вы знаете, честно говоря, хотелось бы писать большие формы, но, к сожалению, не получается… Точнее не помещаются… Точнее нет таких квартир и домов больших (смеется)
Марат: Возьмите, к примеру, Микеланджело, делавшего все в больших формах. Собственно, там все понятно — заказчик формировал масштаб. Если найдется заказчик, думаю, Эдмунд сделает что-то гигантское…
Эдмунд: Да, заказчику перечить не получится, конечно, (смеется) придется воплощать..
— А чем вы пишете (акрил, темпера, масло)?
Эдмунд: Рукой (смеется). Размазываю масло рукой…
— Марат, «К Тридцатилетию «Пикника» вами была написана увлекательная книга «Тридцать световых лет». Нет планов дописать в нее новые главы?
Марат: Да, последние экземпляры книги благополучно расходятся… Что будет дальше? Интересный вопрос. Потому что, знаете, я последнее время задумываюсь над тем, читают ли сейчас люди книги. Так, как читали их мы… Честно говоря, я сомневаюсь в этом. Может быть, к сорокалетию «Пикника», с учетом современных реалий, уместнее организовать рассылку новых глав в каком-нибудь мессенджере (смеется). Это примерно такая же история, как с винилом. Мы прекрасно знаем, что люди покупают наши пластинки не для того, чтобы слушать, а просто в коллекцию — на полку поставить. Многие даже и не распечатывают…
— Что для вас русский рок и в чем, по-вашему, его отличие от мировой рок-культуры? Не давит ли груз ответственности быть легендой..
Эдмунд: Русский рок — это прежде всего мифы и легенды.
Марат: Русский рок для меня — это прежде всего русскоязычные тексты. Я бы даже сказал поэзия.
Эдмунд: А если рассуждать о мировой рок культуре — мы уйдем отсюда поседевшими. По сути, когда начинали те самые великие группы, не было термина «рок». Его журналисты придумали. А великие просто играли ДРУГУЮ МУЗЫКУ. Такую, которой никогда прежде в мире не существовало. Я вот думаю — если сейчас появится какая-то группа, которая будет играть музыку, не поддающуюся определениям, вот тогда, наверное, мы все восхитимся и почувствуем облегчение, что наконец что-то сдвинулось с мертвой точки…
Марат: А легенды русского рока — это что то такое… если отталкиваться от этимологии этого слова, то легенды — это те, кого никто не видел, но слухи о том, что они когда-то играли, ходят (смеется). Для меня все иностранные группы были легендой, когда мы жили в Советском Союзе — никто их не видел, были только редкие фотографии. Вот они были легендами. И о них ходили легенды. А сейчас ни о ком легенды не ходят — все сами все в соцсетях выкладывают.
Эдмунд: Сами выкладывают, сами себя палят (улыбается)… Легенды сегодня уже не нужны.
— Вот, кстати, когда вы начинали, процесс звукозаписи был абсолютно иным. Как, по-вашему, современные технологии, облегчают процесс создания/записи музыки? Или напротив убивают магию на корню?
Марат: Вы спрашиваете, как музыкант, или как слушатель?
— И то, и другое…
Эдмунд: Безусловно в современных технологиях есть определенная ловушка. Допустим, раньше у меня было студийное время и энное количество размагниченной пленки (в нашей стране новой пленки на студиях никогда не было). Нужно было уложиться в отведенное тебе студией время и смириться с тем, что пленка уже не новая… В этом был и плюс, и минус. А сейчас ты в свой компьютер можешь писать до бесконечности и попадаешь в ловушку. Потому что песня, как, к примеру, и кинофильм, должна быть единожды сведена, смонтирована, и автор должен принять готовый продукт как есть и приступать к новому…
Марат: Да, мне тоже кажется, что цифровизация очень связывает художника по рукам и ногам. Вот у тебя есть единички и ноли, а вариантов все меньше и меньше. Вообще свободных вариантов практически не остается. И я очень сочувствую людям, которые через сто лет попытаются заниматься творчеством… Допустим, ты можешь уметь все, уметь такое, что не умеет компьютер, но компьютер не дает тебе этого сделать, и ты вынужден отсекать все, что умеешь, чтобы уложиться в рамки.
Эдмунд: Мне кажется, это вообще будет невозможно. Уже сейчас все меньше личного пространства у человека, а без этого невозможен художник.
— Будучи известными фигурами, как вы относитесь к своей популярности? Допустим, когда вас узнают на улицах, это приятно или доставляет дискомфорт?
Эдмунд: Это, как минимум, удивляет. Потому что, собственно говоря, мы ходим по улицам не в сценической одежде. Вот допустим есть у нас лиловая шляпа, которую мы бросаем в зал. Любой человек, который будет ходить в такой шляпе по улице, будет привлекать к себе внимание. Потому что если ты хочешь быть заметен — совершенно необязательно быть артистом. Просто надень шляпу, плащ и вперед…
Марат: Единственное, пожалуй, что реально напрягает — это повальная мода на «фото со звездой»… Мы люди того времени и поколения, когда сфотографироваться с кем-то это было каким-то взаимным желанием. Как, к примеру,.. сообразить на троих. Ну, то есть, нужно было дружить, дойти до какой-то стадии, когда захочется сфотографироваться вместе. А сейчас «фото со звездой» ради какого-то хайпа непонятного…
Эдмунд: Иногда бывают ситуации, когда мы видим, что человеку это действительно нужно и важно. Что он подготовился. Нарядился. Ну, естественно, нам не жалко сделать человеку приятное. А вот бывает, особенно это часто бывает после концерта, охранники подойдут: «А давайте сфотографируемся». Зачем? Они же вообще не знают нашей музыки, не понимают, кто мы. Просто ради фото с известным человеком. Зачем такое…
— Говорят, что искусство требует жертв. Есть что-то, чем вам пришлось намеренно пожертвовать в жизни ради искусства?
Эдмунд: Жертвовать ничем не пришлось.Жертвовать пришлось нашим родным, любимым… То, что нас почти никогда нет дома. Скорее об этом стоит их спрашивать… А что касается нас — мы не приносим себя в жертву «Пикнику», мы занимаемся тем, что нам нравится. И получаем от этого огромное удовольствие.
— Есть в жизни что-то такое, что бы вам хотелось сделать, попробовать совершить, но вы пока не успели этого?
Эдмунд: Хотелось полететь в космос…
Марат: Работаем над этим (смеется)
Эдмунд: На самом деле я говорю совершенно серьезно — полет в космос это мечта. Годков на тридцать в космос…