Лидер группы «Пилот» рассказал об эмиграции, квартирниках и своих прошлых жизнях.
– В своей книге вы предложили «зашнуровать перчатки потуже». Рок так близок к боксу?
– Я стараюсь в людях воспитывать бойцовский дух. Мне этим нравится коллектив FPG – они этим и занимаются, воспитывают в слушателях бойцовский дух. Бойцовская подготовка характера – это не ринг, это не умение махать кулаками, это характер. И неважно, женщина ты или мужчина: нужно по жизни просто держать удар, обладать тактикой и стратегией, сохранять спокойствие в тяжёлых ситуациях, и так далее. Это сказывается в любой деятельности, тем более – на сцене. Моя жена – психотерапевт – нас, артистов, называет «ТДОшники», люди тонкой душевной организации. Это правда, я по себе знаю: оcень настала — у меня хвост упал и вся скорбь еврейского народа во мне скопилась. Лежишь на кровати и думаешь: «Зачем вставать? Всё равно все умрём». У нас гормональный фон скачет много раз за день, поэтому надо приучиться держать себя в самоконтроле, потому что независимо от своего настроения надо выйти на сцену и дать людям энергию: они пришли за ней. Ты же не к психологу пришёл на кушетку. Что бы ни случилось, даже при смерти, ты должен выйти на сцену и улыбаться.
– В какой момент вы стали так разумно и критично подходить в рок-музыке и шоу-бизнесу?
– Когда дети родились. Показательна история с Чижом. Я всегда был против, когда люди кричат из зала: «Сыграй ту песню!» Чувствуешь себя как в кабаке. Серёжу Чигракова однажды спросили: «Где вам больше нравится играть: на больших стадионах и на маленьких уютных квартирничках?» А Серёжа сказал: «Вы знаете, у меня шестеро детей, поэтому я играю везде». Когда у меня родилась доченька, я понял, что готов играть везде, потому что у меня появилась полная осмысленность в жизни. Я когда доченьке впервые в глаза посмотрел, у меня в долю секунды всё перевернулось. Только глянул, она тоже открыла глаза, и я понял, моя жизнь закончилась. Теперь я буду жить ради этого человека, и всё.
– Чем шоу-бизнес в России отличается от шоу-бизнеса в мире?
– В мире шоу-бизнес, а у нас советская самодеятельность. На жигулях не обгонишь БМВ, как ты ни старайся. Шоу-бизнесом в нашей стране занимается от силы 7-8 рок-коллективов, и то некоторые с натяжкой можно называть рок-музыкой. Это скорее качественная поп-музыка. И то, даже эти артисты зачастую не могут себе позволить возить фурами аппарат, ездить между городами в двухэтажных неопланах, оборудованных душем и спальными местами. У нас нет шоу-бизнеса. У нас всего 30 городов, где можно играть. А у мировых артистов рынок – целый мир. Плюс, рок-музыка во всём мире – это мейнстрим. На Rammstein идёт обычная семья: домохозяйка-мама, папа-дальнобойщик и пятеро детей. Они идут на Rammstein как у нас идут на Таню Буланову. Metallica для всего мира – это Филипп Киркоров. А у нас в стране больше половины мужского населения сидело в тюрьмах. Какая рок-музыка?
– Много ли тех, кто откроет вашу книгу и начнёт делать качественный рок?
– На удивление, у нас просто тьма молодых артистов, причём среди них есть очень приличные. В этом году в Кировске мурманской области был фестиваль молодых групп, и я сидел в жюри. За сутки я прослушал примерно 60 групп только с их края, из Мурманская, Кировска и Апатитов. Из них десяток – хоть сейчас выпускай на стадион. Очень серьёзная музыка, очень хорошо сыграна, потрясающе спета. Но, увы, рок музыка у нас – это музыка для избранных у нас. А тридцать лет назад было ещё веселей: рок-музыка была интеллектуальной. Это сейчас она приближается к кабаку: девочки на шесте, свадьбы-похороны-дни рожденья. Вменяемых артистов, которые несли бы что-то осмысленное, почти не осталось. А у нас люди книг не читают, кино нормальное не смотрят: зачем им слушать серьёзную музыку? Я понимаю, когда дети ходят на Джокера, Бэтмана и так далее. А сейчас люди 40-50 лет идут и смотрят это фуфло для детей. Я хорошо отношусь к развлекательным группам, но мне кажется, на две развлекательных должна быть хотя бы одна, несущая что-то вменяемое. А у нас это к сожалению не треть, а из 20 групп одна.
– Готовы ли люди воспринимать серьёзные песни?
– У нас в песне «Пандора» есть слова про 30 монет серебра. Журналист спрашивает, о чём песня? Я говорю, что об искушениях – там же есть слова про 30 монет серебра. «В смысле? А что это?» – спрашивает журналистка. Я говорю: «Ну, тридцать серебряников…» Она: «Не понимаю, что это?» Я просто встаю и говорю: «Спасибо, интервью закончено». А о чём мне с ней разговаривать? Возьми банан, лезь обратно на пальму. Я не обиделся, просто с ребёнком надо разговаривать на другие темы. Люди не понимают, о чём песня, потому что не понимают, о чём речь, своих традиций не знают. Играем песню про дурачка: «…ходит дурачок с ложкой в сапоге, ищет дурачок себе оправдание». Мне кажется, это настолько наглядно, а люди не понимают, о чём речь. А за этой фразой лежит целая песня Егора Летова.
– Какие песни из вашего последнего альбома вам нравятся больше всего?
– Мне нравятся странные наши песни, те, которые другие не очень воспринимают. Мне нравится песня «Сайга». У нас всегда так происходит: самые любимые песни – не хиты. Просто я знаю, что в них заложено. Они для меня важны. И «Выживший». Теперь меня друзья так и называют, клика сменилась. При этом, фильм я не смотрел.
– 15 лет назад у вас вышел альбом крайне жёсткий альбом «Рыба, крот и свинья». Остался ли он актуальным до сих пор?
– К сожалению, альбом «Рыба, крот и свинья» стал даже более актуальным. Когда в 2003 году я записывал песню «Терроризм» я понятия не имел, что у нас везде будут взрывы, будут реальные террористы: песня-то про отношения личности и социума. Она рассказывает о причинах, которые приводят к терроризму и прослеживаются в духовной жизни человека. То же самое с песней «Королевство». Она была написана очень эфемерно, а мне говорят: «Ты такую песню про Россию написал!» – а она не про Россию, она про внутреннее королевство, гражданином которого ты становишься.
– Не хотели ли уехать жить в другую страну?
– Я думал про эмиграцию. Меня мама тщательно спихивала, когда мне было 15 лет. Развалился Советский союз и открылась программа репатриации – меня признают своим Германия и Израиль. Но я понял, что не приживусь. Мне не о чем говорить с людьми, которые не смотрели «Чебурашку». Я вырос в Советском союзе, и менталитет для меня очень важен. Для меня неважна материальная сторона жизни, я могу жить на тушёнке. У нас была бедная семья, но я никогда не чувствовал это каким-то ограничением. Мне было наплевать на это всегда. А за выброшенную еду я получал подзатыльники от матери: не дай-боже ты выбросил еду. Мне в семье это привили, до сих пор недоеденное на тарелке оставить не могу. Мне эти люди родные и близкие, одни и те же песни. Мы разговариваем так, что нас иностранец не поймёт. У нас половина фраз основана на пережитом общем опыте. И когда я начинаю разговаривать с любым иностранцем, то разговор превращается в «моя твоя в магазин идти». За этим нет ни культуры, ни интеллекта, ни юмора. Даже штуки не понимаю – и они наши тоже. Как можно жить с людьми, с которыми ты не можешь юморить? У нас на гастролях 90% разговора – хохмы, шутки и так далее. Причём, такие, что их надо ещё и понимать. А тут как?
– В своей книге вы пишите, что у музыкантов обязательно есть цель. Какая она у вас?
– Есть продолжатели традиций пилигримов. Люди шли из села в село и через причти и баллады пели о том, что происходит в стране, в мире, в соседней деревне. Они слагали об этом песни. То есть были новости или какое-то знание, учили людей мудрости. Я считаю, как раз это называется искусством. Как сказал Островский, «искусство – это творчество, призванное пробуждать в людях совесть». Оно не должно давать им оскотиниваться. К сожалению, таких артистов очень мало. Развлекательное тоже надо иногда, но не все должны быть такими. Если все будут только развлекать, то люди превратятся в шутов и девочек на шесте.
– А какое кино вы смотрите?
– Сейчас я смотрю, преимущественно, российское кино. Никогда не думал, что у меня вернётся любовь к нему. Посмотрел сейчас три сериала: «Полярный», «Дылды» и «Жуки». В дороге делать нечего, посмотрел. Я с удивлением остался под положительным впечатлением. Закончились похабные и пошлые шутки, которым наш кинематограф цвёл последние 15 лет. А тут смешно, пусть даже иногда не очень умно, но это не противно смотреть. Я могу своему ребёнку это поставить: там иногда очень даже по-умному шутят. Там даже сатира есть!
– А военные фильмы?
– Я с удовольствием смотрю военные фильмы, особенно – про Великую отечественную войну. Это вопрос реинкарнации. Просто я воевал, и хорошо помню это. Не за Советский союз. Я каждое девятое мая езжу в Кронштадт класть гвоздики на мемориал, где написана фамилия капитана, который меня грохнул 10 августа 1941 года. Я очень хорошо помню свои прошлые жизни. Маленькими отрывками. Я долго собирал эту мозаику, я знаю, как меня звали, где служил, где погиб и кто меня бабахнул. Этому советскому капитану вожу гвоздики и говорю: «Спасибо, что ты меня в 41 угрохал, а то неизвестно, что бы я натворил». Меня звали Отто Никлиш, я служил на подводной лодке U-144, была потоплена при входе в Финский залив. Самое интересное, что мне Германия прислала документы относительно моих родных, даже вопросов не задали. Так что, у меня теперь паломничество намечается. Я знаю людей из прошлых жизней, с которыми мы знакомы теперь. 500 лет назад я был в Монголии, служил Тамерлану. Поэтому я ношу кольцо в ухе: я тогда имел право его носить, потому что был военачальником. Я знаю людей оттуда, они и сейчас мои друзья.
– У вас такие разные стили в песнях. Как вы выбираете тот или иной?
– Мы всю жизнь экспериментируем. Мы можем это позволить благодаря адекватности поклонников и слушателей: они дали нам свободу экспериментировать с музыкой. У нас 16 пластинок, и они все разные. От жесточайшего трэш-металла до фолка и авторской песни, где музыка ничем не отличается от Розенбаума и Митяева. Есть вообще босса-нова, джаз и так далее. Наши музыканты умеют играть всё. Поэтому каждую пластинку мы делаем как отдельное цельное произведение. Она посвящена какой-то теме, и музыка соответствует. То есть, если альбом посвящён агрессивное теме, то и музыка будет соответствующей. Мы в 2015 году записывали фолковый альбом «Кукушка» о традициях древних. И там использовалось дикое количество интересных инструментов. Мы собирали его как магию: ладно домра или балалайка, но например варганы ручной работы, окарины или шаманские бубны – на всём этом мы записывали партии. Учились прямо на студии. По нескольку часов тратили на то, чтобы разобраться, как это всё делается, а потом реально на них играли. Во всех песнях звучит вот это всё. Например в песне «Кукушка» звучит колокольчик с шеи коровы, который я привёз из австрийских альп. Эти колокольчики остались со времён войны. Сплошная магия. Играла скрипачка из группы «Аквариум» – собирали альбом как шаманский продукт. Поэтому он и работает.
– А не думали самого Бориса Борисовича позвать?
– Есть люди, с которыми у нас настолько внутренний мир похож, что казалось бы мы могли стать лучшими друзьями. Есть о чём поговорить. Но судьба разводит. Такой человек, например, Саша Васильев. Мы репетировали со «Сплином» на одной репточке, но не сложилось. То же самое с БГ: говорят, что мы похожи, у нас полно общих друзей, с Дельфином такая же ситуация, или с Noize MC. Но не удаётся встретиться. Я считаю, что в очень хороших отношениях с Чижом: его дети приезжают ко мне, чтобы спросить, что делать с папой. С ДДТ-шниками очень дружим.
Давно дружу с Глебом Самойловым. Он носил мне апельсины в больницу. Это была страшная картина. Я очень сильно отравился, меня скорая увезла ночью в больницу. Звонит Миша Козырев, я говорю: «Не смогу прийти на эфир, потому что я в больнице». «О, – говорит, – а у меня тут братья Самойловы сидят. Что-нибудь привезти?» «Привезите, – говорю, – каких-нибудь фруктов и книжку, а то тут даже на отделении не с кем поговорить». И вот картина: коридор, медсёстры в ужасе жмутся по углам, потому что по коридору идут двое в чёрном, в чёрных очках, Вадик – с сеткой апельсинов, а Глеб идёт и несёт на груди толстенную книгу с огромной надписью: «История Апокалипсиса». Такие ангелы из ада. «Мы за ним, забирать». У них такой интеллект внутри и с духовностью там всё в порядке! Просто они терпеть не могу лживость и лицемерие, поэтому они мизантропы.