Сервис «Кинопоиск» опубликовал отрывок книги «Брат. Незабытый герой. Культурный феномен, изменивший историю» Михаила Володина и Андрея Захарьева. делимся с НАШИми интересным чтивом о фильме «Брат».
«Ой, какую залипуху я затеял», — именно так, по воспоминаниям музыканта Егора Белкина, анонсировал Балабанов написанный сценарий друзьям. «Залипуха» — это его слово.
Рука так и тянется написать о том, что сценарий «Брата» возник так же легко и непринужденно, как этот фильм и смотрится. Два десятка страниц текста, появившихся из гениальной головы режиссера, — сказка авторского кино. Но нет, даже на бумаге «Брат» рождался и перерождался неоднократно.
Первая итерация сценария, которую Балабанов начал показывать друзьям, удивляла — и неприятно: по сюжету Данила Багров стрелял в людей за то, что они не разделяли его музыкальных вкусов. Не любишь мою музыку? Получи. Неоправданная и примитивная жестокость происходящего отпугнула некоторых потенциальных участников работы над картиной.
«Я сценария не видела, но знаю, что он показывал его Юре Шевчуку и Егору [Белкину], — рассказывает Настя Полева. — Шевчук, мягко говоря, прочитанное не одобрил. Он посчитал, что это чушь собачья, что-то непонятное, неестественное и неправильное. Мне про это рассказывали, да и мы удивлялись этому факту в сценарии: как это — прийти и убить человека за то, что он не любит твою музыку? Как-то странновато все это выглядит по меньшей мере».
«Я прочитал сценарий и сказал: „Все бы ничего, но там у тебя главный герой убивает людей за то, что им не нравится группа „Наутилус Помпилиус“, — рассказывал Белкин и добавил: Лёша все поменял и правильно сделал, потому что ему потом в нос тыкали. Ты любишь „Наутилус“, но почему все остальные должны это делать? Он все-таки сделал шажок в сторону. Не такие фильмы он до этого снимал».
Балабанов неохотно принимал правки, что вполне в духе режиссера авторского кино, убежденного в том, что он делает все так, как чувствует, а чувствует правильно. Настя Полева рассказывала, что он «бурчал, был недоволен, что ему что-то там говорят, критикуют», но советам друзей внял, переделал.
«Как все творческие люди, он был эгоцентричным — не дай бог кому-то указывать, но, тем не менее, изменения внес, — вспоминала Полева. — Как я поняла, Шевчук должен был быть вместо Бутусова, но отказался в этом участвовать категорически».
Егор Белкин убежден: Балабанов переделывал под влиянием Сельянова. «Я уверен, что Сережа на Лёху оказывал сильнейшее воздействие. Вообще, эта бригада туляков — в Лёхиной жизни их было два, художник, который погиб в Кармадоне, Володька Карташов, и Серёжа — корневые такие парни: насупятся и будут тебя долбить. А мы с Лёхой — такие два журавля в полете, нас надо стреножить и на землю поставить. Я убежден, что поворот в „Счастливых днях“ или в „Замке“ — от Кафки на злобу дня — это тоже была Серёжина идея».
Сергей Сельянов отмахивается, еще больше мифологизируя процесс создания сценария.
«Я не помню, чтобы сценарий как-то существенно менялся. Возможно, это все было, но я не помню, разве что-то в монтаже… Все, что происходило на стадии постпродакшена, происходило в таком живом обсуждении. Чаще всего это вообще были такие почти бессловесные обсуждения — что можно поджать, подклеить. Я предлагал: вот это, на мой взгляд, лишнее. Он же был со мной не согласен, что это излишне, но, тем не менее, услышал и на следующий день принес новый вариант».
Сельянов помнит, как, например, убедил Балабанова вырезать лишнюю сцену с садомазо из картины «Про уродов и людей», но воспоминаний относительно вносимых изменений в текст «Брата» не осталось.
«Ничего такого не помню, — пожимает плечами Сельянов. — Скорее всего, этого и не было».
Даже после того, как Балабанов сделал историю более гуманной, сценарий, по словам Сельянова, «никто не хотел».
«Притом что Лёша уже был режиссером с именем в кинематографических кругах, многие считали, что это „какая-то пустяковина“, „чего-то Лёха как-то написал что-то, извини“, — говорит Сельянов. — В итоге мы это делали сами».