«Машина времени» продолжает отмечать свое пятидесятилетие масштабными гастролями по необъятной стране.
Андрей Макаревич рассказал о том, как взаимопонимание внутри коллектива провело «Машину Времени» через пятьдесят турбулентных лет.
— В начале декабря вы опубликовали новую песню «Просыпается ветер» — она звучала на концертах? Обычно ведь зрители больше ждут старые хиты…
— Да, она звучала, а перед гастролями мы ее, как только записали, вывесили в интернет. И по количеству просмотров я понял, что песня отзовется сразу.
— Интересно, как вы ее записывали: там сочетаются два типа аранжировки. Сначала ты слушаешь немножко «пост-Боб Дилан», а потом врывается почти Pink Floyd.
— Это грубая референция, но ладно. Когда я написал песню, мне захотелось ее сразу сыграть в туре. Показал ее ребятам, Кутиков тут же придумал гармонию средней части. Я понимал, что там на контрасте нужен мощный инструментальный кусок, а он нашел те, казалось бы, нелогичные два аккорда. Мы так давно вместе, что хорошо понимаем друг друга без лишних слов, поэтому все было сделано на одной репетиции.
— Кстати, о параллельных группах и сольном творчестве. Кит Ричардс ревновал Мика Джаггера, когда у того появились посторонние дела. Если откровенно, не было ли в «Машине» подобных трений?
— Это вопрос, скорее, к ребятам. Но я сам такие отношения всегда пропагандировал, потому что они работают на группу. У тебя расширяется мир музыкальных ощущений, ты привносишь со стороны в команду музыкальные идеи. А потом — у Саши Кутикова тоже есть проект с «Нюансом», а у Жени Маргулиса тоже был свой проект, одно время он вообще играл в «Воскресении» и в «Машине времени» одновременно.
— Через пятьдесят лет вы помните, как создавались ранние песни, например «Марионетки»?
— Конечно. Слушал очень много Дилана. Мы тогда были как губки, впитывали все новое, с трудом попадавшее к нам, полузапретное. Конечно, хотел подражать. Недавно послушал самые древние машиновские песни, которые мы еще в школе писали на английском, и было смешно до слез, как же мы стараемся быть похожими на Beatles в интонациях, в гитарной игре, в вокальных завитушечках. Это трогательно и наивно, но такая была школа. Причем очень было трудно разобрать, о чем же они поют. У меня сохранилась тетрадка, где я русскими фонемами выписывал эти звучания, чтобы их пропеть, совершенно не разбирая смысла. И потом, когда появились тексты и возможность слушать в нормальном звуке, я поразился, насколько все оказалось проще и приземленнее. И это отбило интерес к текстам. К тому моменту, когда я слушал Дилана, то уже понимал, о чем он поет, но музыкальная энергия интересовала гораздо больше. Хотя я с самого начала писал осмысленные вещи, и я не согласен, что русский рок — это прежде всего тексты. Это и тексты, и музыка. Я считаю, что у «Машины времени» своя, интересная музыка.
— Таким образом, вы следили за последней западной модой и транслировали ее советским людям.
— Мы совершенно не думали о моде. И тогда мода была на разное. В музыке со времен «Вудстока» было модно быть не похожим на других, знаменитыми становились команды, которые копали свою колею, поэтому у нас каждый месяц были открытия: то Кинкс, то Led Zeppelin, то Сантана, то Стиви Уандер. Какие они все разные…
Чтобы увидеть новость полностью, перейдите на полную версию страницы