Вадим Самойлов дал большое интервью youtube-каналу Rock Show. Фрагменты беседы об “Агате Кристи”, о сольном творчестве Вадима, его взглядах на жизнь и симпатиях в новой музыке.
У “Агаты Кристи” была огромная армия фанаток. Их организации даже как-то назывались…
У нас и сейчас огромное количество фанатов, фанаток. В отличие от 90-х годов, сейчас все стало намного спокойнее. Во-первых, мы сами повзрослели, и может быть, уже не так бередим девичьи сердца, ну и манера поведения у нас уже другая. Я женатый человек, я не заигрываю с фанатами взглядами, я музыкант все-таки, в большей степени. Если я даже толкаю со сцены какие-то телеги — это то, что мне хочется сказать; это не созданный образ рок-героя. Плюс, в 90-е годы вся наша страна была очень нервозная. Состояние “гуляй, как в последний раз” — оно было. Поэтому все находились в повышенном эмоциональном тонусе. Сейчас жизнь чуть другая, и люди стали более уравновешенными, хотя, конечно, экстравагантных персонажей хватает.
У нас были разные отношения с фанатами. Конфликтные: они дежурили под стенами студии, залезали под машины, у них даже была закрытая группа, которая нас охраняла от остальных фанаток, в Москве. Они ездили на концерты и до сих пор, смотрю, некоторые путешествуют, вижу лица в передних рядах, знаком со многими. Мы их щадим. Например, я знаю,что приезжает человек 10-12 из Москвы, из Питера куда-нибудь в Красноярск — мы их пускаем на саундчеки, они могут зайти пораньше, чтобы не мёрзнуть на улице, посидеть в зале, понаблюдать, как мы настраиваемся, потом получить автографы. Мне действительно жалко: люди тратятся, это же денег стоит: самолеты, гостиницы, переезды. Но ничего большего никто из нас не позволяет.
Многие считают, что рок, на сегодняшний момент, умер.
Он не умер. Он, бесспорно, трансформировался. Два фактора: субъективный и объективный: Субъективный заключается в том, что современные средства массовой информации, в том числе, музыкальные, — это коммерческие проекты, прежде всего. Поэтому они ориентируются на текущий спрос, на то, что сейчас модно и актуально. Наверное, сейчас рэп, R’N’B, подобные направления — они актуальнее, чем рок. И рок выглядит подзабытым. На самом деле, никуда он не делся. Может быть из него в настоящий момент пропала социальная острота, которая присутствует в рэп-музыке, но это тоже от того, что мы все повзрослели. В юности мы все должны быть нигилистами, а с возрастом мы все мудреем и начинаем транслировать более философские вещи.
Вообще этот разговор по поводу того, кто умер, а кто жив, надо продолжить лет через 10. Любое авангардное течение проходит несколько стадий: сначала это революционное искусство, потом оно становится массовым, потом — академическим. Молодые группы тоже есть, “Пошлая Молли” — все скачут, визжат, чем тебе не рок. Тут вопрос, мне кажется, абсолютно ценностный. Сейчас подрастёт молодежь, которая на своем сленге будет говорить об этих же вещах — и все вернётся на свои круги. Происходят технологические революции, меняются изобразительные средства. Если рок-музыка развивалась от ритм-энд-блюза через хиппи, панк, гранж, прогрессив, все шло последовательно — сейчас все звучит одновременно, нет одного доминирующего стиля в рок-музыке.Это означает, что мы вернулись, как говорят физики, в первичный бульон, из которого вселенная только будет рождаться. Посмотрим. Я думаю, что на рубеже 20-30-х годов этого столетия мы увидим действительно подлинную культуру 21-го века. Пока мы еще пережёвываем культуру 20-го.
Из того, кто сейчас на волне, кто-то тебе запоминается?
Не могу пройти мимо Монеточки и Гречки. Почему? Потому что все долго ждали: ну где же новая шпана, которая будет стирать нас с лица земли. Что я увидел в Гречке и в Монеточке? Во-первых, поэтический талант; во-вторых — большой потенциал. Это ещё не означает, что из них что-то получится. Человеческий путь, человеческая судьба — гораздо большая задача, чем просто творческие победы. От пути человека, от его поступков и решений очень сильно зависит, как он самореализуется в профессии, как он свой талант будет продвигать. Поэтому пока это комплимент, и что получится — не знаю, но забавно, что именно две юные девушки начали транслировать новую молодежную словесность. Ещё, наверное, из того, что меня стилистически заинтересовало — это “Самое большое простое число”, потому что они не просто начитали рэп и соединили его с музыкой, а сделали из этого всего интересный конгломерат, хипстерский, полурэп, получитка, полумузыка, и это органично, в ней не слышишь составных частей, это нечто цельное. Но вообще очень много толковых ребят. Недавно я включил какой-то музыкальный канал, на гастролях не спалось, и там была большая хипстерская подборка с клипами, простенькими, но мне показалось забавным, что у нас делается очень много тонкой, интересной, витиеватой музыки, непростой, и есть, где её показывать.
Что дальше ждёт “Агату Кристи”?
“Агата Кристи” в настоящий момент существует как продюсерский проект, потому что восстановления группы в качестве моего с братом союза пока не предвидится. У нас творческий союз в ближайшее время не планируется. И даже не потому, что у нас какая-то псевдоконфликтная ситуация, дело не в этом. Дело в том, что ведь “Агата Кристи” разошлась потому что, во-первых, мы понимали, что рано или поздно каждый из нас пойдет своей творческой дорогой. Почему это произошло? Мы очень разные с ним. Саша, к сожалению, ушел от нас, у него было больное сердце… Глебу хочется делать свое. Мне хочется делать свое. Мировоззрение у нас очень разное. Личности начали сталкиваться. И точек соприкосновения, “о чём петь?”, становилось все меньше и меньше. Поэтому мы приняли решение записать прощальный альбом “Эпилог”, съездить в прощальный тур и разбежаться. В этом состоянии мы сейчас и пребываем. Нет творческого позыва для соединения. В настоящий момент я продолжаю “Агату Кристи” как продюсерский проект. От Саши Козлова осталось несколько недоделанных композиций. Сейчас я уже одну композицию выпустил, она крутится на “НАШЕм Радио”, называется “Где-то между”, и она прямо брендирована: “Агата Кристи”, потому что там музыка Саши Козлова, я сделал аранжировку, текст. Планирую ещё несколько таких треков записать и в память о Саше, к юбилею группы прикрепить такой мини-альбомчик.
Когда у вас с Глебом начались проблемы в общении?
В принципе, они начинались еще в пору “Агаты Кристи”. Был ряд обстоятельств, которые содействовали развитию конфликтных ситуаций между нами. Я глубже не могу говорить, потому что, во-первых, я не сторонник обсуждать личные проблемы. Это наши с братом личные взаимоотношения. Они большие и сложные. И то, что попадает в прессу, в гипертрофированном виде, это только верхушечка; даже не намёк на айсберг. Все намного глубже и серьезнее, чтобы просто так сказать: причина в этом и в этом. Глобально говоря, причина в том, что мы слишком разные, и у нас традиционные архетипичные сложные отношения между старшим и младшим братом.
Когда Глеб родился, ты его безумно любил.
Я и сейчас его люблю.
Как так получилось, что между родными братьями произошёл такой конфликт?
Конфликт — это последняя фаза, он касается конкретных концертов, денег, песен, обычная текучка, ничего в этом интересного нет, на самом деле. Причина конфликта в том, что мы по-разному относимся каждый к своей роли в группе и к тому, как эта группа должна была существовать. Я всегда считал, что сильная сторона рок-группы — это совместное творчество, когда никто не перетягивает одеяло на себя и не начинает класть на весы, кто чего больше сделал. Как только такое начинается — группа заканчивает существование. Мы не первые в этом отношении. Очень многие талантливые коллективы разбежались, сделав много хорошего, но потом отношения портились. Мне кажется, то, что мы родственники, всё как раз отягощает. Если бы мы ими не были — ну разбежались и разбежались. А эта связь — на всю жизнь, поэтому все время будет теребить.
С определенного времени, с года 92-го, ты почти перестал писать.
На меня навалилось директорство, администрирование, саунд-продюсирование…Это отнимает огромное количество творческой энергии. У меня это забирало практически всю энергию. Плюс непростые человеческие взаимоотношения. Можно сказать, что группа “Агата Кристи” выпила из нас крови достаточно много, изо всех. Я сейчас наслаждаюсь моим новым коллективом, потому что он подобран совершенно по другому принципу. Никаких подростковых недомолвок, все решили, сделали, погнали дальше. В любом случае, я думаю, что, если уж была любовь, а потом она впала в фазу ненависти, чтобы всё логично произошло — хотелось бы когда-нибудь в фазу любви снова прийти, обратно. Но, опять же, это не произойдет автоматически. Имитировать любовь тоже не надо. В конце концов, мы же, действительно, братья. Я думаю, рано или поздно все будет нормально.
Тебе не хотелось бы, чтобы твоих песен было больше в альбомах?
Я считал, что каждый из нас находится на своём месте и до конца отдаёт всего себя в том направлении, которое ему выпало. Я бы с удовольствием занимался музыкой, если бы у меня появился продюсер, если бы все эти функции, которые на меня легли, мог бы решать другой человек. Но в нашей жизни такого не случилось. Пока что я занимаюсь собой любимым, осталось огромное количество разных нереализованных вещей, какие-то мои неизданные сольники и песни, какие-то наработки, которые не попали в “Агату Кристи”, это огромное облако, сейчас я пытаюсь его конденсировать, чтобы из него выжать нового себя. Процесс достаточно непростой и долгий, но интересный. Вообще, процесс достаточно духовный, и, идя по этому пути, параллельно очень много думаешь над собой и делаешь много выводов.
У “Агаты Кристи” не было протеста, не было социальных текстов, кроме ранних альбомов.
Я считаю, что протест заключается во взгляде на мир и внутрь человека под другим углом. В попытке вытащить из человека его тёмную сторону. Мне кажется, что рок-музыка как раз залезает в самые тёмные уголки человеческой души, их наружу выворачивает, и в этом заключается самый главный протест. Рок-музыка пытается обогнать религию, дотянуться до греха человека, выпятить его и сказать: вот человек; вот это тоже человек, и что-то надо с этим делать.
О чём ты жалеешь больше всего?
Да пожалуй ни о чём не жалею. Потому что все, что со мной произошло, сделало меня таким, какой я есть. Не о чем жалеть. Тем более, жалеть о том, что “могло бы быть по-другому”…Оно так потому, что так надо. Я предпочитаю менять отношение к происходящему, нежели страдать о том, что можно было бы сделать по-другому. Делай по-другому, с этой секунды — и всё, всё будет хорошо.